Так назывался пехотный батальон Русской Императорской Армии, который в течение десятка лет, начиная с 1864 года, размещался в Козьмодемьянске. О его тамошнем житье-бытье, о людях, служивших в нем, и пойдет этот рассказ. Но начать, наверное, нужно с того, что же такое резервный батальон, зачем он был создан и откуда, собственно говоря, взялся в Козьмодемьянске.

Как известно, 60-е годы 19-го века стали для России эпохой «великих реформ»: военной, судебной, крестьянской… Каждая из них была по-своему важна. Тем не менее, именно военная реформа по целому ряду причин являлась ключевой. А «одним из первых преобразований в военной сфере … была военно-окружная реформа. Для проведения всеобщей воинской повинности, создания и учета обученного запаса, мобилизации огромных масс людей во время войны, маневрирования, расположения, обучения, снабжения и перевооружения войск в военное и мирное время вместо старого громоздкого местного военного аппарата дореформенной России была необходима новая военная администрация на местах.

Военно-окружная реформа была начальной, узловой в общей системе преобразований в направлении от армии феодальной к армии буржуазной».¹

«В ходе военной реформы 1860-х годов Россия была разделена на пятнадцать военных округов, которые являлись органами строевого управления войсками и одновременно органами военно-административного устройства. Вдохновителями и организаторами преобразований были крупные военные и государственные деятели генералы А. Редигер и Д. Милютин. Целью их реформы была передача функций управления войсками из центрального аппарата Военного министерства в региональные военные структуры.

Военные округа, по замыслу Милютина, должны были представлять собой военные министерства в местном масштабе. Позднее они включали артиллерийское, инженерное, интендантское и военно-медицинское управления. В Поволжье, находящемся в центре империи, разместился военный округ с центром в Казани. … Казанский округ был одним из самых крупных в стране. Его общая площадь составляла два миллиона квадратных верст. В состав округа входили Казанская, Вятская, Уфимская, Пензенская, Саратовская, Астраханская, Самарская, Пермская (с Екатеринбургом) и Оренбургская губернии, Уральская и Тургайская области, территории Оренбургского и Уральского казачьих войск.²

Согласно монаршей воле, летом 1864 года в стране было решено создавать особые местные резервные батальоны «всего в числе 10 стрелковых и 70 пехотных, каждый из последних Баталионов в двояком составе: постоянном или кадре 8 штаб и обер-офицеров, 176 нижних чинов, и 3-х подъемных лошадей, и переменном до 1000 рекрут, которые по набору будут находиться в баталионе, ежегодно в течение 4х или 5 месяцев и по получении образования и обмундирования имеют поступить на укомплектование действующих войск. Баталионы эти в новом составе, причислены по положению и расквартированию своему к войскам местным или постоянно квартируемым…»³ Их размещение регламентировалось «ВЫСОЧАЙШЕ утвержденным расписанием».⁴ В Казанской губернии предстояло разместить два таких батальона: один - в самой Казани, а другой, кому на радость, кому на беду - в Козьмодемьянске.⁵ Причем, как явствует из документов Главного Штаба Военного Министерства, в нашем батальоне должны были служить только местные рекруты – уроженцы Казанской губернии.⁶

Первые подразделения батальона появились в городе 4-го сентября. Этому предшествовал приезд в Козьмодемьянск 11 августа подпоручика Ивана Соколова «для принятия всех помещений, следуемых на время квартирования…».⁷ Он был направлен сюда 7-го числа из Симбирска, где прежде размещался 55-й резервный батальон, своим командиром подполковником Гермоногельдом Ринейским (Ринецким). (Вместе с подпоручиком – интендантом командир направил Отношение в Козьмодемьянскую городскую Думу с просьбой «для печения хлеба нижним чинам… отпустить… Подпоручику Соколову дров трех поленных примерно Три Сажени под росписку».⁸ По приезду подпоручик сразу же направился в Думу, где изложил требования батальонного начальства. Для расквартирования батальона в городе помимо дров требовалось множество помещений: одной квартиры для штаб-офицера и 4-х обер-офицерам, особой канцелярии, батальоннаго цейхгауза, пороховаго погреба, мастерских: швальни (швальня - портняжная мастерская - прим. Авт.) на 60 челов.; сапожной, оружейной. 4-х кухонь со столовыми для довольствия 4-х рот от котла, пекарен сообразно числу людей старослужащих солдат, погребов для хранения продуктов, учебных изб, если нет манежа, кухонь и столовых для рекрут 1000 человек…».⁹ Все это должно было быть выделено в кратчайшие сроки и за счет самого города. Причем, военные ничего лишнего, как говорится, не просили, только самое необходимое. А кроме того, «в пунктах «ВЫСОЧАЙШЕ утвержденным расписанием, должны были быть устроены казармы или избраны и отведены или наняты особыя здания вроде казарм, в которых нижние чины могли быть расположены с удобством по казарменному, если не по баталионно, то хотя бы поротно или взводами; размещение рекрут по обывателям допустимо только при крайней необходимости и то тесными квартирами».¹⁰ (Военное руководство страны предвидело, последствия несоблюдения последнего требования, что и подтверждается последующими докладами «штаба местных войск начальнику штаба округа: «Главная причина увеличения нарушений военной дисциплины - распространение пьянства среди нижних чинов из-за близкого сношения нижних чинов, по их расквартированию, с местными жителями-пьяницами».¹¹)

В принципе, подобное явление было для того времени вполне типичным, ведь большая часть всей русской армии находилась на постое у местных жителей. Тем не менее только представьте, что это означало для Козьмодемьянска, небольшого по российским мерка города. Настоящая катастрофа! Но деваться было некуда, ведь распоряжения свыше не обсуждаются и думские депутаты (гласные) стали искать выход из положения.

Прежде всего они вспомнили, что от Каспийского пехотного полка, покинувшего город к августу 1864 года, остались кое-какие постройки: «…построенныя обществом в задах Юркинской Слободы, временныя: а) хлебопекарня на столбах крытая с одной стороны тесом, с другой Дранницами, с 6-ю кирпичными печами и 6 заболонками (досками – прим. Авт.) каменных полок; иб) Две кухни устроенные на столбах отгороженныя плетнем, крытыя…заболонками, и 9-ю Кирпичными печами, которыя в настоящее время находятся свободными без употребления».¹² Поэтому гласные приказали: «означенныя хлебопекарню, и кухню со всеми к ним принадлежностями какие при них в наличии находятся, Командированному Г. Подполковником подпоручику Соколову по надлежащему…передать с роспиской, для должнаго замещения к употреблению, о чем Г. подпоручика уведомить…».¹³

Но дело то в том, что приближалась сырая и холодная осень, а за ней и зима, и речь ведь шла о зимних кухнях со столовыми! Никаких казарм в городе на тот момент тоже не было! Нужно было что-то срочно решать, ибо до приезда кадровой роты батальона оставалось меньше месяца. Вместо этого Козьмодемьянская городская дума затеяла переписку с командиром батальон а и интентантом Соколовым, бюрократическими проволочками усугубляя ситуацию. Решение любого вопроса обрастало ворохом бумаг.

Взять хотя бы обеспечение кормами трех (!), подчеркиваю: ТРЕХ батальонных лошадей.

24 августа подполковник Г. А. Ринейский из Симбирска пишет: «…прошу Градскую Думу отвести к 4-му числу Сентября вблизи города удобное пастбище для удовольствия их (т. е. лошадей – прим. Авт.) подножных кормов с 5 Сентября по 1 число Октября. В случае неимения вблизи города удобных Пастбищных мест, выдайте Свидетельство…».¹⁴

Дума молчит. 9 сентября следует новое послание Ринейского: «Прошу Козмодемьянскую Градскую думу уведомить меня по отношению моему от 24 Августа по предмету отвода в близи г. Козьмодемьянска Пастбищных мест, потому Уважению, что подъемныя лошади ввереннаго мне баталиона в противность Законнаго положения довольстуются сухим фуражом».¹⁵

Дальше к решению вопроса подключается уездное полицейское управление, которому Дума 11 сентября сообщает: «Во время Квартирования Каспийскаго полка в городе Козьмодемьянске текущаго 1864 года… места для выгона лошадей помянутаго полка…отведено чрез гласнаго Думы Колесникова».¹⁶ Поэтому Дума дала поручение тому же Колесникову отвести «для пастьбы трех лошадей 55-го резервнаго пехотнаго баталиона» то же самое пастбище.¹⁷

Гласный Колесников поручение товарищей по Думе выполнил, правда, проблему это не решило. Из рапорта Колесникова: «Честь имею Довести До сведения Думы, что выгонное место прежде было отведено для пазьдьбы лошадей Каспийскаго Полка, Каковыми лошадьми было вытравлено, а после Коих на всем выгонном месте Пасься общественный Скот. Каковым выгонное место все вытравлено и для отвода под пазьбы лошадей 55-го резерфа, удобнаго места не оказалось».¹⁸ Вот так. Называется, круг замкнулся.

Но пастбище-то действительно нужно. Поэтому 29 сентября командир батальона снова пишет: «Пятый раз прошу оную думу ускорить присылкою ко мне Свидетельства о не довольствии Артельно-подъемных лошадей…».¹⁹ Какие-то комментарии здесь наверное излишни.

Подобным же образом решалась проблема с дровами для выпечки хлеба. Ссылаясь на 1-й пункт 372-й статьи IV тома Устава о земских повинностях и то обстоятельство, что в «утвержденной Губернским правлением на 1864 год сметы, из сумм Городских доходов на покупку для отопления каких либо воинских помещений дров, не значится»²⁰, думцы отказывались выделить требуемое. «Не можем,- заявили они Соколову. - Присовокупив к сему, чтобы с требованием о дровах обратился он (командир батальона – прим. Авт.) по возможности в Козьмодемьянский Уездный Комитет о земских повинностях…».²¹

Вопрос о дровах для батальона Дума обсуждала еще несколько раз, в частности 30-го августа.²² Этому предшествовало обращение к Думе батальонного интенданта подпоручика Ивана Соколова, в котором он извещал думцев о том, что «Комитет Земских Повинностей отношением своим от 25 Августа уведомил… что разрешение отпуска денег на дрова для баталиона, оным Комитетом послано Казанскому Военному Губернатору 21-го Августа за №91…»²³ что «Судя по времени: разрешение Губернатора гораздо придет позже баталиона, а тем более хлебопеков» ²⁴, приезд которых ожидается со дня на день. В заключение своего послания Соколов умолял депутатов: «…прошу Думу оказать со своей стороны какую либо помощь… достать хотя бы взаимообразно у кого-нибудь 3 саж. трехполенных дров. До получения денег из комитета…».²⁵ Но и это не помогло.

В конце концов на помощь пришли местный предводитель дворянства и попечительское общество о тюрьмах. 1-го октября они известили гласных Думы, «что в 55-й резервный баталион для печения хлеба из Тюремнаго комитета две сажени трех поленных дров в заимство ваше, 10-м числом сего месяца (сентября - прим. Авт.) отпущены, под росписку рядоваго того баталиона Петра Ковалева».²⁶

В своем обращении к городской Думе 29 августа бедный подпоручик просил также «об отводе для баталиона пороховаго погреба и устройстве столов со скамейками, для обеда нижних чинов».²⁷ С тех пор прошло десять дней, а воз, как говорится, был и ныне там.

Из Отношения подполковника Г. А. Ринейского от 9-го сентября 1864 года: «Подпоручик сего баталиона Соколов Рапортом от 4 сентября за №48 донес, что он два раза просил Думу отвести пороховой погреб и построить Столы; но оная до сих пор не делает никакого Удовлетворения».²⁸ Подобная же переписка существует о цейхгаузе, о швальне, о восьми котлах для приготовления пищи.²⁹ К решению последнего вопроса подключился даже Казанский военный губернатор генерал-майор М. К. Нарышкин. 12 ноября 1864 года он направил в Козьмодемьянскую Думу письмо с просьбой ускорить решение котловой проблемы.³⁰

Но самой сложной проблемой для всего города, как и следовало ожидать, стало, конечно, обеспечение военных жильем и нормальным питанием.

Еще до появления батальона в Козьмодемьянске глава Уездной Квартирной комиссии уездный исправник Орлов просил думцев порешать вопрос о строительстве казарм³¹, ибо как прежде при Каспийском пехотном полку, жить солдатам на квартирах у горожан было нельзя. Но Дума даже к обсуждению злободневной темы длительное время не приступала. К примеру, на заседании 17-го августа депутаты заявили, «что в настоящее время значительная часть граждан, в особенности купеческаго сословия, находятся в отсутствии на нижегородской ярмарке, до возвращения Которых Дума в предложении обществу встречает в настоящее время затруднение, и полагает приступить предложению на обсуждение общества, на собрании в присутствии всех лучших людей…».³² А когда, ничего не добившись от Думы, Уездная Квартирная комиссия поселила солдат во вместительные дома горожан: «мещанок Волковой и Баевой, купца Караганова, наследников купца Лаптева и наследниц мещанина Иллариона Толстова…»³³, и командование запросило у Думы теса и досок для устройства нар³⁴ и обустройства цейхгауза³⁵, сразу начались дополнительные вопросы: А чьи это дома? А сколько в них поселится солдат? А сколько нужно досок и теса? А какой длины? и т. д. и т. п. Вот когда все это будет доложено депутатам, они рассмотрят сей вопрос (9 сентября 1864 года).³⁶

Тем временем, за разговорами, незаметно подступила осень, похолодало и пошли дожди, а казармы нет, как и места для учебных занятий, а «приварок» для солдат по-прежнему готовится в летних «каспийских кухнях». На это обратил внимание думских заседателей и уездный исправник Орлов, который в письме 11 сентября к Козьмодемьянскому городскому голове Морозову заметил: «…покорнейше прошу Вас, Милостивый государь, принять… меры к устройству зимних кухонь манежа, в противном случае… под кухни и для обучения рекрут будут заняты дома… а если последуют от них (от владельцев домов - прим. Авт.) жалобы на стеснение и повреждение в домах, то я обо всем этом доложу Г. Начальнику Губернии».³⁷

Возможно, подобная угроза пожаловаться губернатору была и не одна (кстати, при полном обустройстве батальона на месте дислокации его командир был обязан доложить командиру корпуса, а тот в свою очередь государю императору³⁸). Также возможно, что именно они и возымели действие, так как Дума все-таки приняла 10-го сентября 1864 года историческое решение строить в городе воинские казармы, выделив на их строительство и обустройство 400 рублей серебром, из которых 200 рублей серебром «заимствовать купцам и горожанам из Сумм Городских доходов в Козьмодемьянской Градской Думе…»³⁹ и «Государственным крестьянам из Запаснаго общественнаго капитала имеющагося в волостном правлении 200 рублей серебром, с возвратом Этой суммы…»⁴⁰, восполнить которую козьмодемьянцы решили, составив 3-го сентября общественный приговор и обратившись с ним за помощью к Казанскому военному губернатору М. К. Нарышкину.⁴¹ Но полученный Думой 12 ноября ответ вряд ли их обрадовал. Михаил Кириллович той поддержки, на какую горожане рассчитывали, не оказал, подтвердив все требования, выдвинутые к руководству города командованием батальона и, добавив еще, что батальону надобны помещения для размещения «школы для обучения грамоте нижних чинов, школы для горнистов и барабанщиков, избы 3-м конюхам, находящимся при подъемных лошадях, гаубтвахты, лаборатории, кузницы…».⁴² Кроме того, нужно «отвести помещения в обывательских домах для рекрут если нецелыми ротами, но, по крайней мере, отделениями и десятками, полагая в первом не менее 66 человек, а в последнем 16 человек со старослужащими, каковых домов, если поместить людей отделениями нужно 16, а десятками 64 дома и чтобы в домах этих устроено было по казарменному положению».⁴³ В то же время губернатор, сознавая невыполнимость последнего требования, сделал жителям Козьмодемьянска уступку: «нижних чинов и рекрут разместить в обывательских домах, - по положению тесного сбора, а не по казарменному»⁴⁴, т.е «не более 2-х или 3-х человек с довольствием их пищею с баталионнаго котла…».⁴⁵ Иначе «сами домовладельцы принуждены будут оставить свои дома…»⁴⁶ М. К. Нарышкин, дозволив разместить служивых по тесному сбору, в то же время отметил «чтобы Квартирная Комиссия и Градская Дума озаботились изысканием средств в настоящее время…»⁴⁷, ведь «Губернское Правление в позаимствовании из городскаго капитала обществу купцов и мещан 200 руб.,...отказало».⁴⁸ Тогда же, в ноябре 1864 года, в еще одном послании в Козьмодемьянск, на сей раз городскому голове, Михаил Кириллович Нарышкин вынужден был констатировать, ссылаясь на Губернского Воинского Начальника полковника Алферова, что:

«1. погребов совершенно нет

2. кухня одна, а их должно быть 4

3. пекарня одна и притом совершенно неудобная, а их должно быть 4

4. цейхгауз один баталионный, а ротных нет

5. швальня хотя есть, но очень тесная, и, наконец -

6. мастерские недостаточны.

В следствие сего предписываю Вам, Милостивый Государь, принять со своей стороны меры к удовлетворению законных требований Воинскаго Начальства, при этом не могу не Указать Вам на равнодушие Ваше к потребностям Воинских чинов и поставить Вам в пример городских голов гг. Чистополя и Чебоксар, сделавших все возможное для воинских чинов, что по моему мнению, без особого труда могли бы исполнить и Вы».⁴⁹

Хоть город и встретил «резервистов» из 55-го, прямо скажем, не очень приветливо, со временем жизнь Козьмодемьянска все-таки успокоилась, а батальона наладилась. Тем не менее, с участием служивых нет-нет, да и происходили какие-нибудь «приключения». То во время пожара в хозяйстве крестьянки Татьяны Афанасьевой солдаты разметали дом по бревнышку, прежде чем пожарная команда успела прибыть на место действия (июнь 1866 года)⁵⁰, то чуть было не устроил пожар батальонный лекарь Колпиков.

В доме купца Зубкова, где он жил, во время топки плиты на кухне загорелась сажа. Да так, что полыхнувший из трубы огонь народ принял за пожарище и ударил в набат (февраль 1869 года).⁵¹

И все же, вопреки статистике по округу, особенно в первые годы его существования, которая говорит, что «Казанский военный округ, являвшийся внутренним округом, был местом не только обучения молодых солдат, но и местом перевоспитания присылавшихся из других военных округов оштрафованных нижних чинов и политических преступников»⁵², в нашем батальоне служили очень даже неплохие люди. Вот выдержки лишь из некоторых отпускных билетов солдат, несших службу в Козьмодемьянске: «…унтер-офицер Николай Иванов Сизов. Имеет знаки отличия бронзовую медаль в память войны 1853 годов на Андреевской ленте и нашивку из Желтой тисьмы за 6 летнию безпорочную Службу… Из крестьян Варшавской губернии и уезда деревни Кулары… 33-х лет»⁵³, «…унтер-офицер Гаврило Поликарпов Зонов. Имеет знаки отличия бронзовую медаль в память минувшей войны 1853-1856 годов на Владимирской ленте и нашивку из Желтой тесмы за 6 летнию безпорочную Службу… От роду ему ныне 31 год… Из крестьян Вятской губернии Орловскаго Уезда Побрельской волости…»⁵⁴, «старший унтер-офицер Тимофей Федотов Старков имеет знаки отличия: медаль серебряную на Анненской ленте за усердие, бронзовую в память минувшей войны 1853 и 1856 годов, за усмирение польскаго мятежа 1863 года серебряный темляк, серебряный шеврон за отказ от производства в офицеры две нашивки из желтой тесьмы за 15 летнюю безпорочную службу. От роду ему 45 лет… Из крестьян Вятской губернии Малмыжскаго уезда Учинской волости… На службе с марта 1845 года в Лейб-гвардии Измайловском полку».⁵⁵

И отцы-командиры были им под стать. Взять хотя бы полковника Петра Анемподистовича Разгильдеева, командовавшего батальоном в 1867-1870гг. и ставшего впоследствии, генералом с большим количеством орденов и золотым оружием за храбрость.

«Родился он 25 ноября 1833 года, происходил из дворян Иркутской губернии. Образование получил в Орловском Бахтина кадетском корпусе и Дворянском полку, из которого выпущен 7 августа 1851 года в военную службу прапорщиком в лейб-гвардии Волынский полк, в котором и провёл значительную часть своей службы, причем в 1854 году 11 апреля получил чин подпоручика и 4 декабря — поручика; далее он последовательно получил чины штабс-капитана (30 августа 1857 года), капитана (7 апреля 1862 года) и полковника (4 апреля 1865 года). В полку Разгильдеев два с половиной года командовал ротой и почти два года — батальоном.

Боевая деятельность Разгильдеева в это время была довольно ограниченной. Так, во время Крымской войны, когда ожидалась высадка англо-французского десанта в Эстляндии и под Петербургом, он находился в составе войск, назначенных для охраны побережья Балтийского моря. В 1863—1864 годах он находился в составе войск Варшавского военного округа и несколько раз участвовал в делах против польских мятежников, за отличие получил свой первый орден св. Анны 3-й степени (1864 год).

24 апреля 1867 года Разгильдеев получил в командование 55-й пехотный резервный батальон и тогда же награждён орденом св. Станислава 2-й степени, а 7 сентября 1870 года был назначен командиром 20-го пехотного Галицкого полка, с которым в 1877 году выступил на Дунайский театр военных действий против Турции. За время мирной службы во главе Галицкого полка Разгильдеев был награждён орденами св. Анны 2-й степени (в 1872 году), св. Владимира 4-й степени (в 1875 году) и св. Владимира 3-й степени (в 1876 году).

Во время русско-турецкой войны Разгильдеев блестяще проявил себя во время многих сражений.

Предводительствуя Галицким полком, он отличился при взятии Никополя. При наступлении 3 июля на Никополь Галицкий полк усилил цепь стрелков и после непродолжительного учащённого огня по неприятелю, засевшему в завалах, на расстоянии шестисот шагов от цепи русских войск, во главе с полковником Разгильдеевым с криком «ура», бросился вперёд по совершенно открытой местности, обстреливаемой сильнейшим неприятельским ружейным огнём. Турки не выдержали натиска и стали быстро отходить к своим укреплениям. За это дело 6 июля 1877 года Разгильдеев был награждён орденом св. Георгия 4-й степени.

Потом он участвовал в двух штурмах Плевны, при которых он один уцелел и остался в живых из четырёх командиров полков 5-й пехотной дивизии и за оказанные им при этом отличия произведён 3 августа в генерал-майоры с назначением командиром 1-й бригады 2-й пехотной дивизии, находившейся под начальством генерал-майора Свиты Его Величества князя Имеретинского. Командуя этой бригадой, при атаке на редут у Ловчи 22 августа Разгильдеев был ранен в ногу, однако строя не оставил и продолжал руководить своими отрядами. Во многом благодаря его искусству и предусмотрительности потери в его бригаде были сравнительно меньшими по отношению к потерям в других отрядах штурмовавшими укрепления Ловчи. За это дело он 13 декабря 1877 года получил золотую саблю с надписью «За храбрость».

10 сентября Разгильдеев за ранами оставил должность командира бригады и уехал на лечение в тыл. 5 января 1878 года он вернулся в действующую армию, состоял при штабе главнокомандующего и 2 марта был назначен командиром 1-й бригады 32-й пехотной дивизии, в каковой должности состоял до самого вывода русских войск из Болгарии. За отличия во время кампании Разгильдеев также имел ордена св. Станислава 1-й степени с мечами (1878 год) и св. Анны 1-й степени (1879 год).

1 декабря 1879 года Разгильдеев был назначен Каменец-Подольским губернским воинским начальником, а 8 марта 1880 года перемещён на ту же должность в Киевскую губернию. 24 сентября 1881 года он был назначен начальником 14-й местной бригады, 30 августа 1886 года произведён в генерал-лейтенанты, 8 мая 1887 года получил должность начальника 8-й пехотной дивизии. Этой дивизией Разгильдеев прокомандовал немногим более трёх лет, и 18 сентября 1890 года был назначен командиром 3-й гвардейской пехотной дивизии, в 1898 году произведён в генералы от инфантерии.

9 августа 1894 года Разгильдееву был дан в командование 13-й армейский корпус. Среди прочих наград он имел ордена св. Владимира 2-й степени (1883 год) и Белого орла (1894 год).

Скончался Разгильдеев 26 декабря 1900 года в Санкт-Петербурге, похоронен на кладбище Воскресенского Новодевичьего монастыря».⁵⁶

Что же касается одного из его предшественников на посту командира батальона подполковника Ринейского (Ринецкого), то он умер в Козьмодемьянске. Выйдя в отставку, Гермоногельд Ануфриевич доживал век на месте своей последней службы. Перед смертью отставной подполковник принял православие (прежде католик – прим. авт.)⁵⁷, уйдя в мир иной под именем Иероним 8 июля 1884 года, и после отпевания в Троицкой церкви был похоронен 11-го числа на городском кладбище.⁵⁸

Подполковники Г. А. Ринейский (1864-1866гг.) и Воейков (1866-1867гг.)⁵⁹, полковник П. А. Разгильдеев, другие офицеры-командиры занимались не только подготовкой и бучением молодых солдат. Порой им приходилось решать очень неожиданные вопросы типа: кому выдать полученные четыре пары новых сапог; или почему рекруты до сих пор не получили причитавшиеся им при призыве деньги.⁶⁰ Жили офицеры не в казармах, конечно, а в домах горожан, при этом их проживание оплачивалось из бюджета города. Так, «в 1871 году на квартирное довольствие 10 офицерских квартир выделено 1128 рублей, а для нижних чинов 1248 рублей, а также на 70 квартир прибывающих в батальон рекрут на 5 месяцев - 1400 рублей. Кроме этого мещанке Малышевой за цейхгауз - 6 рублей и купцу Алексею Свешникову за хозяйственные помещения 62 рубля 50 копеек».⁶¹

Важную роль в жизни Козьмодемьянска играли батальонные врачи. Поскольку резервному батальону своего собственного лазарета иметь не полагалось⁶², его врачи поначалу работали в 1-й городской больнице. Тем более, при формировании резервных батальонов было заявлено, что они «будут отправлять всех больных в местные градские больницы…»⁶³ Но обстановка в козьмодемьянской больнице командование батальона не порадовала и командир написал рапорт на имя губернатора. Тот отреагировал незамедлительно: «…Предписываю Совету Больницы (его возглавлял тогда небезызвестный Михаил Агровский – прим. Авт.) немедленно распорядиться приведением здания занимаемого лечебным заведением в должный порядок…».⁶⁴

Но проблему это не решило и пришлось организовывать для больных военнослужащих лазарет. 25 февраля 1865 года подполковник Ринейский обратился в городскую Думу с очередной просьбой: Прошу оную Думу искупить для больных нижних чинов находящихся в лазарете Соломы на 34-х человек полагаю на каждаго по 30 фунтов всего 25 пудов для набивки тюфяков и подушек…».⁶⁵ Разместились же больные в доме купца Алексея Свешникова. Об этом 31-го марта 1865 года сообщал в городскую Думу уездный исправник Орлов: «Вследствие требования Командира 55 резервнаго пехотнаго Баталиона и распоряжения Губернскаго Начальства об отводе на счет земства удобнаго помещения для Лазарета на 50 кроватей, приисканы были Г. Председателем Комиссии два каменных дома, дошедших по наследству Посадскому 2-й гильдии купцу Алексею Васильеву Свешникову, те дома по освидетельствовании баталионным Лекарем Матвеевым удобными под Лазарет, и купец Свешников согласился получать за те дома плату по 700 рублей серебром в год…»⁶⁶ Казалось бы, все хорошо. Ан, нет. Казанский Губернский Воинский Начальник, приехав в мае месяце с инспекцией «вверенного ему Баталиона нашел, что временно отведенный лазарет в доме купца Свешникова до того стеснителен, что не имеет особых палат, в которых можно было бы отделить отзаболевших тифозными болезнями от прочих больных…»⁶⁷ и потребовал подыскать другие помещения.⁶⁸

Тем временем, общественное собрание горожан приговорило: «…Соединив Городскую больницу с Лазаретом 55 резервнаго Баталиона, нанять для помещения больных два дома мещанки Батыгиной и купца Караганова, с платою в 300 руб. сереб., а настоящее помещение в доме купца Свешникова очистить…».⁶⁹ Чуть позже в «списке претендентов» на лазарет появляется дом крестьянина Полякова, который вместе с домом Караганова «по распоряжению командира Баталиона были освидетельствованы баталионным Лекарем Матвеевым и показались по свидетельству его совершенно неудобными…».⁷⁰ Поэтому командир попросил городские власти «сделать распоряжение вместо неудобных для Лазарета домов Полякова и Караганова, о найме двух каменных домов купца Алексея Васильева Свешникова…».⁷¹ Купец тоже не возражал, но теперь он хотел за них уже 900 рублей серебром в год.⁷² В начале 70-х годов «лазарет батальона находился в 2-этажном каменном доме земской управы»⁷³, а врачи лечили и военных, и гражданских.

А уже упоминавшийся в случае с несостоявшимся пожаром, батальонный лекарь, коллежский асессор Александр Дмитриевич Колпиков в 1868-1869 году даже заведовал Козьмодемьянской земской больницей.⁷⁴ Он, кстати, сменил на посту батальонного врача Павла Дмитриевича Любимова, будущее светило отечественной медицины.

Историческая справка: «Любимов Павел Дмитриевич - доктор медицины, статский советник, член-корреспондент С.-Петербургского общества русских врачей; сын священника, родился в 1828 году, умер в 1881 году в Омске. Высшее образование получил в Петербургской медико-хирургической академии, по окончании которой в 1854 г. служил при войсках в Дунайских княжествах; после же войны — при Волынском (1856 г.) и Рижском (1857 г.) пехотных полках. В 1859 году он был командирован с научною целью в Казанский университет и Казанский военный госпиталь; затем в 1864 г. он перевелся в 55-й резервный пехотный батальон, в следующем году сделался старшим лекарем Казанского военного училища и Тобольской Нагайской школы (1866 г.). Получив в 1867 году степень доктора, медицины, он в следующем году был назначен старшим врачом Омского военного госпиталя, Омской женской гимназии и Сибирской военной гимназии».⁷⁵

Помимо своей основной работы Колпиков регулярно участвовал как постоянный член призывной комиссии в заседаниях Козьмодемьянского Рекрутского Присутствия, давая медицинское заключение о годности к воинской службе того или иного рекрута.⁷⁶ Так, на заседании 18 января 1869года «он…, представляя лично, выписаннаго из больницы, государственнаго крестьянина Козьмодемьянскаго уезда, Большеюнгинской волости деревни Чертаковой Семена Андреева», ⁷⁷выдал заключении о его полной негодности к службе вследствие тяжелой болезни кишечника.⁷⁸

Позже, в начале 70-х годов, в Козьмодемьянске работал военный врач коллежский советник Андреев, которому также доводилось участвовать в призывной кампании. В декабре 1871 года он был назначен членом Рекрутского Присутствия, о чем пришло известие из Врачебного отделения Казанского Губернского Правления.⁷⁹ В лечении больных старшему врачу Андрееву помогали врачи рангом ниже: уроженец чувашского села Торбиково Ядринского уезда «Вишневский Василий Матвеевич и Ляпин Федор Григорьевич» ⁸⁰ и старший фельдшер Василий Козмич Козмин. Выйдя к 1873 году в отставку, он остался жить и трудиться в Козьмодемьянске, создав семью с дочерью уважаемого в городе священника Богоявленской церкви Александра Никитича Предтеченского – Евпраксией.⁸¹

В общем, сроднился с Козьмодемьянском 55-й батальон, стал за 10 лет своим. Но рано или поздно, всему приходит конец. Наступил он и в нашей истории, В ходе очередной модернизации армии 55-й резервный пехотный батальон был расформирован и просто перестал существовать, в итоге, дав жизнь не только новым воинским частям, но и оставив после себя заметный след в сердцах городских обывателей, а также множество документов, которые еще только предстоит изучить.

1.Емельянов А. В. Образование и становление Казанского военного округа (1862-1871 гг.) //«Военно-исторические исследования в Поволжье». Саратов: Изд-во Саратовского университета, Вып. 5, 2003. С. 111.

2.Лебедев А. . Здесь ковалась доблесть Отечества. \Республика Татарстан\ № 37-38 (25373) 25. 02. 2005.

3.Государственный Архив Республики Марий Эл (ГА РМЭ). Ф. 17. Оп. 1. Д. 651. Л. 5об-6.

4.ГА РМЭ. Там же. Л. 6.

5.Там же. Л. 84.

6.Там же. Ф. 5. Оп. 1. Д. 67. Л. 46об.

7.Там же. Ф. 17. Оп. 1. Д. 651. Л. 2-2об.

8.Там же. Л. 1-1об.

9.Там же. Л. 5-7.

10.Там же. Л. 6.

11.Емельянов А. В. Внутренняя жизнь Казанского военного округа в первые годы его существования (1864 - 1868). /Археология, история, источниковедение Поволжья/ Данилов В. Н.; Вып. 12. С. 89.

12.ГА РМЭ. Ф. 17. Оп. 1. Д. 651. Л. 3. -3об.

13.Там же. 3об.

14.Там же. Л. 13. - 13об.

15.Там же. Л. 19. -19об.

16.Там же. Л. 24об.

17.Там же. Л. 25.

18.Там же. Л. 34-34об.

19.Там же. Л. 3об.

20.Там же.

21.Там же. Л. 4.

22.Там же. Л. 14. -14об.

23.Там же. Л. 12. -12об.

24.Там же.

25.Там же.

26.Там же. Л. 48.

27.Там же. Л. 12.

28.Там же. Л. 39. -39об.

29.Там же. Л. 67. -67об.

30.Там же. Л. 75. -75об.

31.Там же. Л. 8об.

32.Там же. Л. 10.

33.Там же. Л. 29.

34.Там же. Л. 16. -16об.

35.Там же. Л. 18. -18об.

36.Там же. Л. 16. -16об.

37.Там же. Л. 28. -29об.

38.Там же. Л. 7об.

39.Там же. Л. 21.

40.Там же.

41.Там же. Л. 20.

42.Там же. Л. 85.

43.Там же.

44.Там же. Л. 86.

45.Там же. Л. 85об.

46.Там же. Л. 86.

47.Там же. Л. 86об.

48.Там же. Л. 86. -86об.

49.Там же. Л. 97. -97об.

50.Там же. Д. 518. Л. 326. -327.

51.Там же. Л. 371. -371об.

52.Емельянов А. В. Внутренняя жизнь Казанского военного округа в первые годы его существования (1864 - 1868). /Археология, история, источниковедение Поволжья/ Данилов В. Н.; Вып. 12. С. 89.

53.ГА РМЭ. Ф. 17. Оп. 1. Д. 6. Л. 60.

54.Там же. Л. 78.

55.Там же. Л. 166. -166об.

56.: Волков С. В. Генералитет Российской империи. Энциклопедический словарь генералов и адмиралов от Петра I до Николая II. Том II Л—Я. М. , 2009.

57.ГА РМЭ. Ф. 305. Оп. 1. Д. 279. Л. 38об. -39.

58.Там же. Л. 59об. -60.

59.Там же. Ф. 90. Оп. 1. Д. 6. Л. 199.

60.Там же. Ф. 5. Оп. 1. Д. 34. Л. 80.

61.Муравьев А. В. Воинская власть. /Городское управление Козьмодемьянска/ Муравьев А. В. Козьмодемьянск: 2004. С. 17.

62.ГА РМЭ. Ф. 17. Оп. 1. Д. 651. Л. 7об.

63.Там же.

64.Там же. Ф. 82. Оп. 1. Д. 57. Л. 7.

65.Там же. Ф. 17. Оп. 1. Д. 651. Л. 127.

66.Там же. Л. 140-141об.

67.Там же. Л. 158.

68.Там же. Л. 158об.

69.Там же. Л. 159.

70.Там же. Л. 163.

71.Там же. Л. 163об.

72.Там же.

73.Муравьев А. В. Воинская власть. /Городское управление Козьмодемьянска/ Муравьев А. В. Козьмодемьянск: 2004. С. 17.

74.ГА РМЭ. Ф. 5. Оп. 1. Д. 34. Л. 19.

75.Змеев Л. Ф. Русские врачи-писатели. СПб. 1886. Вып. I, С. 183.

76.ГА РМЭ. Ф. 5. Оп. 1. Д. 34. Л. 19.

77.Там же.

78.Там же. Л. 22.

79.Там же. Ф. 5. Оп. 1. Д. 67. Л. 17.

80.Муравьев А. В. Воинская власть. /Городское управление Козьмодемьянска/ Муравьев А. В. Козьмодемьянск: 2004. С. 17.

81.ГА РМЭ. Ф. 305. Оп. 1. Д. 275. Л. 333об. -334.