«НАШУ ВЕРУ КОНЧАТЬ – НАС КОНЧАТЬ!»

Эта лаконичная максима взята из кратких заметок марийского фольклориста и этнографа Ксенофонта Архиповича Четкарева (1910-1956), набросанных им на клочке бумаги. Сделаны заметки были, что называется, на колене, карандашом, в январе 1949 года, в ходе чьего-то выступления с трибуны, касающегося истории народов Среднего Поволжья, а то и впрямую истории мари. Афоризм этот, едва лишь начертав его, К.А. Четкарев предварил своим автографом: «Чет.», что для него чаще всего означало личное авторство. Или же было знаком его повышенного внимания к той чужой мысли, которую непременно надо развить.

Так что не исключен тот вариант, что эти слова марийский исследователь не сочинил, а, общаясь с людьми, когда-то и где-то подслушал, теперь по ассоциации они пришли ему на ум, он их записал и, как представитель науки, с их помощью решил акцентировать общественное внимание на скрытой проблеме.

Так или иначе, но по смыслу этого речения можно, в том числе, заподозрить, что сам Ксенофонт Архипович был набожен, религиозен. Или даже что он скрытый идолопоклонник. Но это не так. Просто столь ёмко после долгих раздумий К.А. Четкарев сформулировал отношение своих соплеменников к веками ведущемуся их притеснению, в том числе насильственной христианизации и агрессивной русификации. Так что суть этой сентенции ученого – протест против неестественного хода вещей.

«Нашу веру кончать – нас кончать!» - такова была исстари, на взгляд К.А. Четкарева, формула марийского сопротивления.

Обобщив мнения земляков и столь остро высказывшись за них, К.А. Четкарев не был бы сыном своего народа, если бы этот вывод не попытался затем обосновать и как-то развернуть в своей научной работе.

И вот слова эти, как якобы исходящие от народа, вначале проникли в его научные черновики.

Отметим, что в то же примерно время К.А. Четкарев делает значительную выписку из труда Н. Ильминского «Об образовании инородцев посредством книг, переведенных на их родной язык».

«Христианство, – утверждает этот специалист, немало и весьма успешно поработавший в 1860-80 гг. в Поволжье на ниве обращения ряда малых народов в православие, – по взглядам шаманствующих инородцев, есть русская, в этом именно значении, вера. Священник – тот же шаман, христианские священнодействия и молитвы суть своеобразные заклинания и обряды – в существе дела шаманские. Таким образом христианство, в представлении этих племен, мирится и сливается с коренными понятиями инородцев. Они не отрицают христианства, признают его верой истинной, но только русской, не своей. Вопрос об обращении поэтому ограничивается для них переменой народности, и только в смысле обрядовом».

«Интересная мысль!» – восклицает К.А. Четкарев на полях этого текста. И, что случается с ним крайне редко, даже обводит цитату красным карандашом. А вслед за тем пишет следующее:

«Действительно, мариец христианство признает в обрядовом смысле. В такие народные выражения, как "рушла вера", "марла вера" – русская вера, марийская вера, вкладывает мариец такие понятия, которые тождественны с пониманием перехода из одной народности в другую. Ответы "наша вера кончать нас кончать" говорят прямо: здесь мариец под верой понимает не внутреннее содержание христианства, а всю совокупность обрядов христианской религии, которая проделывается русскими. Далее. В деревне тот мариец, который празднует воскресение, – тот рушла вера, а кто пятницу – марла вера».

Отчеркнув (на этот раз чернилами) этот свой вывод, К.А. Четкарев, в частности, замечает: «Из мысли Ильминского вытекает: марийцы не отдавали ребенка учиться потому, что тот, выучившись, уже переходил в русского»…

Тезис о значении для народа его изначальной веры проник, наконец, в одну из глав докторского исследования К.А. Четкарева, где ученый подверг анализу исторические результаты первой встречи племени мари с русскими.

«Едва мариец, - пишет там К.А. Четкарев, - пережил боевой XVI век, как в марийском крае зазвенели колокола христианских церквей. И в марийском язычестве стали происходить большие сдвиги. Только теперь марийцы вынуждены были заявлять путешественникам (Олеарию, Георги, Рычкову и другим) во время разговоров о вере: "Нашу веру кончать, нас кончать". Этот ответ, очевидно, свидетельствует о соответствующей политической зрелости марийского народа, о росте сознания его этнического единства, которое явилось одной из главнейших причин того, что он сохранился как народ».

«Как?! – возмутился по этому поводу на полях диссертации К.А. Четкарева рецензент из Москвы профессор В.И. Чичеров. – Политическую зрелость вы отождествляете с верой?». На что ученый ответил твердо: «"Нашу веру кончать…" – это верно. Сознание единства племени [у мари] перенесено на сознание единства веры, и если это не политический момент, то какой же!».

«Пожалуй, ни одна область из истории и этнографии мари не привлекла к себе стольких исследователей, как марийское язычество, – напишет марийский ученый уже в конце жизни. – Это и понятно, ибо первейшей задачей царского правительства после присоединения народов Поволжья к Московскому государству являлось духовное закабаление их. В едином многонациональном государстве правительство хотело иметь единую религию – именно христианство. А народности прежнего Казанского ханства, как известно, разделяли магометанство и язычество. Ислам был более организованным, так как татары и башкиры к этому времени имели уже своих ученых шейхов, мулл, мечети и Коран. Язычеству придерживались марийцы, чуваши, мордва и удмурты. Хотя эта религия была слабо организована, но борьба с ней представляла особую трудность ввиду того, что корни язычества очень глубоко входили в народный быт».

Язычник, утверждал К.А. Четкарев, видит окружающий мир не так, как все, иначе. Особый прилив мыслей вызвала у него реплика М. Горького о том, что «религиозных мотивов в русском – и вообще славянском – эпосе вы найдете очень мало. Можно думать, что славянский эпос меньше засорен влияниями церкви, больше сохранил отзвуков языческой древности». На эти слова марийский исследователь с энтузиазмом откликнулся тут же, в 1936 году: «Вот почему Илья Муромец вошел в марийский фольклор как родной герой – представитель родной земли, труженик-земледелец, патриот с богатырской силой. Вот почему мари не мог воспринять западноевропейский богатырский эпос – там много церковного элемента, чуждого язычнику мари, мыслящему без мистики».

Оригинальный языческий культ, полагал К.А. Четкарев, сберег его народ, выделил и обособил мари в той этнической каше, из которой всегда состояла Россия. На его взгляд, именно языческая религия, как главный завет предков, поддержала аутентичность народа мари в ходе всей его истории, сцементировала ту общность, к которой принадлежал и сам этнограф. Вот почему он так пристально и скрупулезно изучал само данное явление и все, что с ним было связано – как в жизни, так и в научной литературе. Однако выступить по этой теме К.А. Четкарев в печати так и не нашел возможности. Он написал три работы на тему «Мари, христианство, язычество». Но опубликовать их ему не дали.

Вячеслав ЧЕТКАРЁВ